26 ноября 2013 года заседание Совета при Президенте РФ по правам человека шло бурно, несмотря на то, что в лицо выступающим глядели камеры, а на задних рядах сидели внимательные стажеры: то ли студенты, то ли будущие чиновники, то ли будущие члены СПЧ.
Когда члены СПЧ обсудили дополнительные меры по защите детей – сирот, изменение правил регистрации россиян и прочие хорошие вещи, камеры на покинули, стажеры тоже куда- то делись и я уже было решил, что обсуждение моих поправок к предложениям Совета об участии гражданского общества в осуществлении правосудия пройдет спокойно. Но мне суждено было ошибиться.
Согласившим с тем, что следует повысить роль защитников из числа лиц, не являющихся адвокатами, допущенными к защите наряду с адвокатом, с тем, что такие защитники должны быть допущены на стадии предварительного расследования, а у суда при отказе в допуске таких защитников должен иметься исчерпывающий перечень для отказа в допуске, Совет дал мне настоящий бой относительно восстановления в УПК РФ институтов общественного защитника и общественного обвинителя.
Уже анализируя, каким образом разделились голоса членов Совета на сторонников и защитников восстановления этих институтов, я обнаружил интересную закономерность: те из членов Совета, кто застал эти институты, существовавшие до 2002 года в качестве правозащитников, как говорится, наяву, (я, Мара Полякова) оказались их горячими сторонниками. Те же, кто в эти древние времена работал судьями, следователями, чиновниками, отнесся к идее их восстановления весьма и весьма настороженно. В конце концов, мы договорились о том, что обсуждение вопроса о том, нужны общественные защитники вкупе с общественными же обвинителями или нет, мы продолжим внутри Совета.
Основные доводы, прозвучавшие против восстановления института общественного защитника (а , заодно, и общественного обвинителя), выглядели так:
Что это значит? Это значит, что , если воля обвиняемого сломлена, и он боится сам заявить ходатайство, то для вступления в дело общественного защитника от обвиняемого требуется не ходатайство, а лишь согласие.
За добросовестность, компетентность, здравый смысл защитника из числа иных лиц отвечает только сам этот «из числа иных лиц» и помогающий ему Господь Бог. За общественного защитника отвечает общественное обвинение. Отвечает в первую очередь своей самой большой ценностью – репутацией.
Если защитника из числа иных лиц встретили не очень доброжелательно настроенные ребята с битами и порекомендовали намертво забыть про волнующее его дело, то защитник может и дрогнуть. С общественным защитником такую операцию проделать труднее: чаще всего вместо него придут другие люди от той же организации.
Защитник не адвокат опирается на свой, часто никак не связанный с судебной системой, опыт. Общественный защитник будет пользоваться, как собственными знаниями и навыками, так и ресурсами выдвинувшей его организации. Например, в Комитете за гражданские права, по состоянию на 2002 год была создана база данных из 300 типовых ходатайств.
Выше написанное не означает, что общественный защитник в чем – то лучше защитника из числа иных лиц. Просто это 2 разных института, дополняющие друг друга, но никак один другого не исключающий.
Не получится ли так, что по каждому резонансному делу, в суд прибежит взвод общественных обвинителей (защитников)? Нет, не получится. Во 1-х, таким мощным кадровым резервом общественных защитников – обвинителей НКО просто не обладают. Во 2-х, даже, если такое и случится, в дело их не пустит ни обвиняемый, ни защита: не следует думать, что при резонансности дела все дружно и внезапно утрачивают здравый смысл.
Не повысит ли восстановление института общественных обвинительных кровожадность приговоров? Нет, не повысит, так как практика 1990-2002 годов показала, что общественный обвинитель приходил в дело не тогда, когда СМИ устраивали вакханалию вокруг преступления, а когда обнаруживалась тенденция к заказному прекращению дела или у дела вырисовывалась мощная коррупционная подоплека.
Но не будут ли коррупционеры подкупать НПО, чтобы те за миллиончик- другой выдвигали защитников – обвинителей на заказ? От такой экзотики нам не избавится. Общественные защитники за деньги, заплаченные организации, в стране, где есть кого подкупать и кроме НПО, и где о коррупции знают не понаслышке, по своей частоте появления будут занимать среднее место между белыми медведями, бродящими по улицам Москвы и оправдательными приговорами, выносимыми российскими судами. То есть их будет меньше, ем оправдательных приговоров, но большее, чем встречающих Вас на автобусной остановке белых медведей.
Влияет ли появление общественного обвинителя (защитника) на состязательный потенциал стороны? Разумеется, влияет, но только в одном случае – если до вступления нашего общественного фигуранта в дело, судья при словах о состязательном процессе был готов тюкнуть молотком шибко умную сторону процесса и приглушить ее мантией.
Таким образом, вступление в дело представителя гражданского общества влияет на состязательность самым непосредственным образом: из мнимой и ущербной он делает ее реальной и действенной.
Восстановление уничтоженного в 2002 году института общественного защитника (обвинителя) желаемого чуда с нашим правосудием не сотворит, но предохранит его от многих, по крайней мере, десятков тысяч грустных судебных ошибок. Не надо бояться пускать российскую общественность в российский суд. Если вдруг случится чудо и она не поможет российскому правосудию, то двойного чуда точно не произойдет: российскому правосудию она не навредит.
А. Бабушкин, член СПЧ
Когда члены СПЧ обсудили дополнительные меры по защите детей – сирот, изменение правил регистрации россиян и прочие хорошие вещи, камеры на покинули, стажеры тоже куда- то делись и я уже было решил, что обсуждение моих поправок к предложениям Совета об участии гражданского общества в осуществлении правосудия пройдет спокойно. Но мне суждено было ошибиться.
Согласившим с тем, что следует повысить роль защитников из числа лиц, не являющихся адвокатами, допущенными к защите наряду с адвокатом, с тем, что такие защитники должны быть допущены на стадии предварительного расследования, а у суда при отказе в допуске таких защитников должен иметься исчерпывающий перечень для отказа в допуске, Совет дал мне настоящий бой относительно восстановления в УПК РФ институтов общественного защитника и общественного обвинителя.
Уже анализируя, каким образом разделились голоса членов Совета на сторонников и защитников восстановления этих институтов, я обнаружил интересную закономерность: те из членов Совета, кто застал эти институты, существовавшие до 2002 года в качестве правозащитников, как говорится, наяву, (я, Мара Полякова) оказались их горячими сторонниками. Те же, кто в эти древние времена работал судьями, следователями, чиновниками, отнесся к идее их восстановления весьма и весьма настороженно. В конце концов, мы договорились о том, что обсуждение вопроса о том, нужны общественные защитники вкупе с общественными же обвинителями или нет, мы продолжим внутри Совета.
Основные доводы, прозвучавшие против восстановления института общественного защитника (а , заодно, и общественного обвинителя), выглядели так:
- Общественный защитник не нужен, так как мы уже расширяем возможности защитника из числа лиц, не являющихся адвокатами;
- Общественный защитник (обвинитель) возник в те грустные времена, когда не было состязательности процесса, а сейчас такой состязательности он будет мешать;
- Совершенно не понятно, чем общественный защитник отличается от защитника – не адвоката.
- Отличие общественного защитника от числа защитника из числа иных лиц.
Что это значит? Это значит, что , если воля обвиняемого сломлена, и он боится сам заявить ходатайство, то для вступления в дело общественного защитника от обвиняемого требуется не ходатайство, а лишь согласие.
За добросовестность, компетентность, здравый смысл защитника из числа иных лиц отвечает только сам этот «из числа иных лиц» и помогающий ему Господь Бог. За общественного защитника отвечает общественное обвинение. Отвечает в первую очередь своей самой большой ценностью – репутацией.
Если защитника из числа иных лиц встретили не очень доброжелательно настроенные ребята с битами и порекомендовали намертво забыть про волнующее его дело, то защитник может и дрогнуть. С общественным защитником такую операцию проделать труднее: чаще всего вместо него придут другие люди от той же организации.
Защитник не адвокат опирается на свой, часто никак не связанный с судебной системой, опыт. Общественный защитник будет пользоваться, как собственными знаниями и навыками, так и ресурсами выдвинувшей его организации. Например, в Комитете за гражданские права, по состоянию на 2002 год была создана база данных из 300 типовых ходатайств.
Выше написанное не означает, что общественный защитник в чем – то лучше защитника из числа иных лиц. Просто это 2 разных института, дополняющие друг друга, но никак один другого не исключающий.
- Общественный защитник и общественный обвинитель.
Не получится ли так, что по каждому резонансному делу, в суд прибежит взвод общественных обвинителей (защитников)? Нет, не получится. Во 1-х, таким мощным кадровым резервом общественных защитников – обвинителей НКО просто не обладают. Во 2-х, даже, если такое и случится, в дело их не пустит ни обвиняемый, ни защита: не следует думать, что при резонансности дела все дружно и внезапно утрачивают здравый смысл.
Не повысит ли восстановление института общественных обвинительных кровожадность приговоров? Нет, не повысит, так как практика 1990-2002 годов показала, что общественный обвинитель приходил в дело не тогда, когда СМИ устраивали вакханалию вокруг преступления, а когда обнаруживалась тенденция к заказному прекращению дела или у дела вырисовывалась мощная коррупционная подоплека.
Но не будут ли коррупционеры подкупать НПО, чтобы те за миллиончик- другой выдвигали защитников – обвинителей на заказ? От такой экзотики нам не избавится. Общественные защитники за деньги, заплаченные организации, в стране, где есть кого подкупать и кроме НПО, и где о коррупции знают не понаслышке, по своей частоте появления будут занимать среднее место между белыми медведями, бродящими по улицам Москвы и оправдательными приговорами, выносимыми российскими судами. То есть их будет меньше, ем оправдательных приговоров, но большее, чем встречающих Вас на автобусной остановке белых медведей.
- Общественный защитник, как угроза состязательности процесса.
Влияет ли появление общественного обвинителя (защитника) на состязательный потенциал стороны? Разумеется, влияет, но только в одном случае – если до вступления нашего общественного фигуранта в дело, судья при словах о состязательном процессе был готов тюкнуть молотком шибко умную сторону процесса и приглушить ее мантией.
Таким образом, вступление в дело представителя гражданского общества влияет на состязательность самым непосредственным образом: из мнимой и ущербной он делает ее реальной и действенной.
Восстановление уничтоженного в 2002 году института общественного защитника (обвинителя) желаемого чуда с нашим правосудием не сотворит, но предохранит его от многих, по крайней мере, десятков тысяч грустных судебных ошибок. Не надо бояться пускать российскую общественность в российский суд. Если вдруг случится чудо и она не поможет российскому правосудию, то двойного чуда точно не произойдет: российскому правосудию она не навредит.
А. Бабушкин, член СПЧ
Идея амнистии носится в воздухе. Призрак амнистии бродит по России. Ну и чего, спрашивается, он бродит? Количество заключенных по сравнению с 2000-м годом снизилось 1 миллиона 60 тысяч с до 680 тысяч. Исчезли камеры, где на 10 мест находилось 20 заключенных. В 2008 году в монотонную жизнь…
Profile
an_babushkin- an_babushkin
- Комитет за гражданские права
Designed by chasethestars
chasethestars
Comments