Горчее лето 91-го.

Утром 19 августа, узнав о том, что в стране создан Государственный комитет по  чрезвычайному положению, а президент СССР Горбачев  не может  выполнять свои обязанности  по состоянию здоровья,  я, как депутат Моссовета, поспешил в Моссовет.  Большинством депутатов было принято решение  поддержать Ельцина  и  призвать своих избирателей к защите Белого Дома.

Тогда все происходящие казалось простым и понятным.  Дальнейшие   события – те, что  произошли в 1993, 1996, 1999 годах - казались  невозможными и противоестественными.

Вначале я позвонил начальнику Мосметрополитена Д.В. Гаеву и попросил у него разрешения передать через громкую связь в метро  призыв к пассажирам отправиться на защиту Белого Дома. Гаев мне в этом отказал. Через месяц Комиссия по расследованию антиконституционной деятельности будет по этому факту допрашивать Гаева,  а я, как заместитель председателя этой комиссии, буду его перед комиссией защищать.

Затем  я поехал  к себе в Отрадное (за 5 месяцев до этого в моем районе пустили метро),  встал около и стал с мегафоном  призывать людей отправляться на защиту Белого Дома.  По моему призыву к Белому Дому отправились на защиту  примерно 80 человек, а  часам  к 3 дня туда  подъехал и я.


Проход в Белый Дом был в те времена свободный. Не было забора,  а сотрудникам милиции по охране здания  достаточно было предъявить депутатское удостоверение. Я нашел знакомых  депутатов, узнал, что защитников разбивают на сотни,  хотел  войти в  сотню жителей Кировского района, но  меня назначили комендантом  той части Нового Арбата,  что  находилась между Белым Домом и Садовым Кольцом.  Так как  защищать Белый Дом прибыла самая разная публика,  я занимался в основном тем,  что выгонял пьяных (таковых было мало, но они были), разрешал конфликтные  ситуации, решал вопрос с посещением  туалетов, выдворял со «своей»  территории паникеров и провокаторов. Когда в ночь с 20 на  21 августа нам сообщили, что  кольцо защитников может быть атаковано танками,  и проход для танков был блокирован троллейбусами,    я стал выгонять из троллейбусов сонную молодежь, чтобы она не оказалась под колесами танков.

К членам ГКЧП можно относиться по разному. Могу сказать о них одно:  делая выбор  между кровавым разгромом образовавшегося  вокруг Белого Дома живого кольца  примерно в 80 тысяч  человек, с одной стороны,  и потерей власти, свободы, а  иногда и жизни – с другой,  эти глубоко нравственные и достойные люди отказались ввергать  страну в пучину Гражданской Войны.

И тем  не менее я не жалею, что  вышел к Белому Дому,  так как сила  оружия никогда не должна быть выше силы законы и силы воли народа.
Осенью 1993 года я нова защищал Белый Дом. На этот  раз уже от Ельцина.  После антиконституционного  указа о роспуске  Верховного Совета России, тысячи людей  потянулись к Белову Дому. На этот людей было раза в полтора-два поменьше. Среди этих людей был и я.

Так как защита Белого Дома продолжалась на три дня, как первый раз, а более 13  дней, люди устали,  и в трагический день 4 октября  людей около Белого Дома было не очень  много. А со мной в этот  день произошло вот что. Потрясенный расстрелом людей в Останкино вечером 3 октября,  я пытался попасть к Патриарху Алексию  Второму,  чтобы тот обратился к Президенту о прекращении кровопролития, однако его секретарь отец Александр сказал мне о том, что у Патриарха предынфарктное состояние  и тот принять меня не сможет. Пешком с Чистого переулка  я отправился к Белому Дому.

Однако на пути к Белому Дому  около  моста через Новый Арбат  меня опознали милиционеров,  положили  на землю, часа  три  продержали  по дулом автомата, затем  на автозаке повезли в СИЗО № 3, которое я проверял как  раз накануне. Трудно передать выражение  лица начальника СИЗО Е.Н. Дмитриева,  когда он  увидел меня  среди  выгружаемых из  автозака товарищей.

В камере сборного отделения я провел час с небольшим.  Затем  меня допросил следователь, который отнесся ко мне весьма доброжелательно.
Только прибыв домой, я узнал что около Белого Дома погибло более ста человек.  Возможно, те , кто меня задержал, спасли мне своим  противозаконным поступком жизнь.

Расстрел Белого Дома стал прелюдией к войне в Чечне, Норд-Осту, Беслану, многочисленным терактам.

А на следующий день, меня вызвали  в Мэрию Москвы, где товарищи, находившиеся в те драматические дни с другой стороны баррикад, вручили мне эту
медаль.         

Но они  еще не знали, что 3 и 4 октября 12993 года проиграли и мы, и они.